Квёлый, как большой желейный пудинг,
На подушках перед всей страной
Умирал последний телепузик,
Старенький, морщинистый, больной.
Он лежал, обвисли грустно уши,
Побледнел цветной комбинезон,
Тинки-Винки, ссохшаяся груша,
Завершал последний свой сезон.
А бывало – шли делишки в горку,
Честь была героям и хвала,
Их великолепная четвёрка
Детские сознания рвала.
Лихо избавляясь от пелёнок,
С пеной у оскаленного рта
Каждый недосмотренный ребёнок
Пульт от телевизора хватал
И включал, пока не отобрали,
Самый обожаемый канал,
На котором Дипси, По и Лялю
Честь имела пузизреть страна.
Первым умер Дипси. Алкоголик
Был он и отчасти наркоман.
Он страдал от пузиковых колик,
Норовил залезть в чужой карман,
Приставал и к По, и к Ляле даже,
Танцевал чечётку на столе,
Пил шампунь – и, наконец, однажды
От шампуни мирно околел.
После время Ляли наступило,
По любви пошла она в разнос,
Причитала, Дипси-Дипси, милый,
Целовала труп в холодный нос.
Тинки-Винки Лялю было жалко,
Он принёс ей блинчик, май и мир,
Но она повесилась на балке,
Угощенье выбросив в сортир.
Для того, чтоб заглушить обиду
И слезами не мочить кровать,
По свалить решила в Антарктиду –
Траурную вахту отбывать.
Как-то раз из дома выйдя рано,
По забыла взять с собой очки
И пропала где-то за бураном,
Снегом и осколками тоски.
Лирическое хоровое отступление:
…а я еду, а я еду за туманом,
За мечтами и за запахом тайги…
Вот и всё. Забыв о страшном грузе,
О собратьях, канувших в ничто,
Умирал последний телепузик,
Подводя прошедшему итог.
«Жизнь свою прожил, скажу, не зря я:
Подчинял себе и пап, и мам,
Щупальца везде распространяя
Нейролингвистических программ,
Я детей любил мультиканально,
Был им бог, родитель и кумир,
И сегодня свой аккорд финальный
Честно ретранслирую в эфир…»
Но не в этом дело, Тинки-Винки,
До свиданья, что тебя винить,
Ты всего лишь яркая картинка,
Тонкая оборванная нить.
Страшная секира пропаганды
Над детьми советскими висит –
Что ещё готовит нам команда
Вражеской конторы БиБиСи?..